[Epic Arda slash]

Обжигающий, мучительный и совершенно убедительный текст о предательстве Маэглина

Название: Сила соблазна
Автор:Итиль
Форма: текст
Ссылка на оригинал: ficbook.net/readfic/3574948#part_content
Размер: мини
Пейринг/Персонажи: Саурон/Маэглин и наоборот
Жанр: драма, ангст, PWP
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: У Маэглина Ломиона самая обычная психотравма нелюбимого и нежеланного ребенка. Силой его не сломить. Болью - не заставить. Но вот ласка - к такому его жизнь не готовила)

Я могу устоять против всего, кроме соблазна.
Оскар Уайльд

Часть 1

Маэглин шел за огнем горящей, будто расплывающейся в темноте фигурой, нервно потирая затекшие запястья. О чем он только думал? Чего пожелал? Сейчас, смотря на ровную быструю походку, слушая шелест темных одежд, облаком окутывающих существо могущественное, злое, хитрое, прекрасное… Нескольких минут не прошло, а все уже казалось плохим сном. Он шел, скорее, из упрямства. Два нарушенных слова за пять минут – слишком. Даже для того, кто теперь вечно будет жить со словом «предатель».
Но никто не следил за ним, никто не подгонял. И майа – не смотрел… Неужели не боится, что пленник легко может улизнуть?
- Не боюсь, - долетел издевательский смешок. Эльф встал, пораженный. Но Саурон не остановился, не оглянулся, и… и Маэглин послушно пошел за ним снова.
- Ты слышишь мои мысли, – с удивительным для самого себя спокойствием подумал сын ночи.
- К сожалению, - бросил айну. – Не волнуйся. Пока только в самых общих чертах. Иначе было бы совсем неинтересно.
«Ты искажен», - устало напомнил внутренний голос.
- Не боюсь твоего побега я по двум причинам. Если интересно, - он все шел, шел по темным коридорам, в которых почти ничего не было видно, почти ничего не было слышно. Маэглин не понимал, как Саурон здесь ориентируется. Сам-то он шел только на свет его тела. Оно на самом деле горело – это он вдруг лишь сейчас осознал. - Во-первых, сам ты найдешь дорогу, только если я этого захочу. Были исключения. Но наглого эльфенка, который так любил спасать, вы, кажется, не сберегли.
Звук странный и омерзительный отскочил от черного каменного свода. Маэглин не видел лица майа и не мог сказать с уверенностью, что это было. Но иди перед ним орк или любое другое порождение тьмы, эльф бы решил, что этот звук – что-то среднее между шипением, бульканием слюны и смехом.
- Ну а во-вторых,.. – Маэглина вдруг резко отбросило к шершавой стене. Его разодрало – моментально. В каждое отверстие тела, в каждую пору – засочился тот самый жар, что клубком скручивался в фигуре Саурона. Во рту оказался чужой язык, в носу – нестерпимый запах чистого огня, в ушах – вибрировал собственный стон, непонятно как успевший вырваться на свободу. Кажется, ноги не касались уже пола. Маэглин плавился, умом понимая, что оказался в самом центре первородной стихии. Что он сам в нее попросился. Ему не хватало воздуха, не хватало опоры, не хватало… уже. Жар накрыл с головой, укутал в черный камень, похоронил глубоко-глубоко-глубокоооо. Где никто не увидит, никто не осудит, никто не помешает падать так низко, как только захочется. Сын ночи не был уверен, что сможет выдержать большее, но, обезумев, втянул все… это глубже. Вдохнул, почти уверенный, что сейчас сгорит живьем.
- Во-вторых, ты ведь и сам пока уходить не хочешь?
Пламя схлынуло так же, как волна с берега. Но Маэглин так быстро не умел. Его трясло, как тростинку. С каким-то запоздалым удивлением он вдруг осознал, что снова возбужден. Сильно. Болезненно. Мокро. Жарко. Плоть просто щипало, как в самые худшие его дни с Идриль. Без Идриль. Казалось, что если сейчас, немедленно, не обхватить себя рукой – сердце просто остановится.
Но горящие глаза смотрели с такой откровенной издевкой! Насмехался! Над ним!
- Тебя поэтому Моргот к себе забрал? – пусть убивает, уже все равно.
Но майа лишь улыбнулся, разворачиваясь:
- Нет. Умение трахаться – далеко не главный мой талант. Успокой свою игрушку. Идти еще далеко.
И это была болезненная правда. Каждый шаг тяжело давался. Но Маэглин почти бежал за майа и о том, чтобы отклониться с этого курса, совсем уже не думал. Размеры темной крепости поразили бы эльфа в любое другое время… наверное. То ли Саурон намеренно его мучил, водя одними и теми же коридорами, то ли на самом деле Ангбанд был так велик. Только вот огромные двери вынырнули все равно внезапно.
Майа, видимо, привычным, но очень грациозным движением распахнул тяжелые створы, проходя внутрь. Там, в просторной комнате, чадили, вставленные в выемки, массивные факелы, отливала черным какая-то поредевшая темень. Ни кровати, ни кушетки – только огромный стол-карта, в образах которого легко угадывался Балерианд. И это… личные покои Саурона? Эру…
Закрывая двери, Маэглин снова не мог уложить в голове, куда привела его цепь из собственных ошибок и недавно сделанного выбора. Он повернулся, впервые задумавшись о том, как собрался утолять свою жажду с мужчиной, но майа снова усмехнулся:
- Тебе туда, - рука с белыми красивыми пальцами указала куда-то вправо. Выбора в общем-то теперь не было.
Справа виднелись еще одни створчатые двери. Но примыкающая комната хранила не спальню. Там была огромная, по виду глубокая ванная, целый бассейн. «Чистюля», - невовремя засмеялся внутренний голос. Маэглину же было несмешно. Тупое возбуждение схлынуло, пока он шел до этих дальних покоев, здравый смысл снова подкидывал мысли о том, что он, как минимум, самоубийца. Причем довольно извращенный.
Сын ночи скинул грязную одежду, расплел уже порядком растрепавшиеся косы и с разбега нырнул. Что-то внутри - даже не голос, а что-то более глубинное и мудрое – подсказывало, что наслаждаться надо всем, что теперь выпадет. Потому что выпадет уже немного.
Вода обняла неожиданной прохладой, хотя Маэглин был готов снова расплавиться в кипятке. Он плавал долго, чувствуя, как уходит из его измученного пленом тела усталость и боль. Стирал грязь, полоскал волосы. А ведь мог бы знакомиться сейчас с каким-нибудь особенно острым крюком под ребрами.
- Ну и кто из нас чистюля? – зазвучал над головой его голос.
Маэглин вынырнул и увидел. Заскулил, кажется. Майа лишь в накинутом шелковом халате сидел на краю ванны. Разведенные полы этой тряпки никак не скрывали. Крупные, четко очерченные мышцы переплетались под светящейся кожей. И взгляд сам, честное слово – сам, спускался все ниже, и ниже, и ниже. Маэглин никогда не ловил себя на мысли о том, что его привлекают мужчины. Никогда он не думал о размерах своих или чужих. Но сейчас его било дрожью и от совершенства айну, и от страха…
Эльф скрутил мокрые волосы в жгут – по привычке, которая непонятно как тут выжила. Руки тряслись, но он болезненно цеплялся за свое привычное показное спокойствие. Понимал, что это не Идриль, что его - не обманешь. Но что с того? Он медленно вышел из воды и встал напротив, указывая на майа – собой, своей вставшей плотью. Что делать – Маэглин не знал.
Знал Саурон. Знал, но не торопился. Смотрел, внимательно изучая обещанное ему на растерзание тело. Горячие пальцы медленно заскользили по напряженному животу:
- И за какие именно ласки ты хочешь продать свои секреты, эльфенок?
- Я не очень в этом искушен.
- Это я уже понял, - очаровательно улыбнулся. Тягуууче. Он вдруг оказался рядом, уже не сидел, и Маэглин снова – хвала Эру – снова ощутил то самое прикосновение. Он закусил губу, чтобы хоть немного себя отвлечь, но маневр, кажется, не удался.
- С такой скоростью ты не успеешь даже начать описывать мне дорогу в Гондолин. Бедный-бедный нетраханный мальчик.
Майа потянул его. Как на поводке. Унизительно. Сладко. Покорно. Так и вел за собой, крепко сжимая в руке колом стоящий член. Маэглину стоило немалых усилий не толкнуться снова в руку. Что-то говорило – еще рано. Но терпеть было невозможно. А ведь он умел терпеть, он умел, умел когда-то.
- Пожалуйста, - зашептал он в отчаянии. – Пожалуйста…
Как благословенный дар создателя – молниеносный ответ. Маэглин вдруг понял, что оказался в другой комнате, видимо, дальней. И тут - внутренний голос закричал троекратное «ура» - была кровать. Она была! И его прорвало окончательно:
- Сделай уже с этим что-нибудь! Я не могу больше, не могу…
Он, кажется, дотянулся до майа, отважился. Жадно огладил бархат светящейся, горящей кожи. Губы сами нашли его шею, прикусили. От каждого соприкосновения тел – расходилась дрожь. Как круги по воде, становясь все больше, больше…
Вдруг все закрутилось, и Маэглин, скорее, догадался, чем увидел, что теперь лежит на кровати. Руки – ооох, эти руки – схватили и с силой перевернули на живот. Эльф, привыкший к работе в кузне, отлично знающий, как держать меч, вдруг почувствовал себя какой-то куклой. Он дернулся, пытаясь снова взять инициативу, притянуть, куснуть, но закрученная назад рука болезненно заныла.
- Неужели ты думаешь, что я доверю столь серьезные дела неопытному скулящему мальчишке? Просил – получай.
Маэглин вообще не понимал, что происходит с его телом. Оно не слушалось хозяина… нет, оно просто сменило своего хозяина. Горело, сгорало, ждалооо… Вспыхнуло! Горячий-горячий-горячий язык прошелся между ягодиц, и сына ночи скрутило чуть не до слез. Он выл, он умолял, подставлялся…
"Тебе же все равно, что выкрикивать, - сквозь абсолютное черное марево, которое вытеснило из головы все мысли, впервые пробился не свой голос. – Кричи мне про Гондолин. Сейчас!"
И язык вторгся, защекотал, а Маэглин был рад исполнить любой – абсолютно любой приказ:
- К югу! Между!.. Между Хитлумом и Гаур-ну-Фуииин. Там… Там горная гряда. Кольцом! Кольцом. Кольцом. Внутрииии.
- Проход, - пошло потянул майа, и Маэглин почувствовал что-то куда более твердое и настырное, чем язык. Сжался – рефлекторно. И вдруг закричал от неожиданности. Палец резко, быстро рванул внутрь. Это было унизительное, неприятное, саднящее… Но боль вспыхнула нестерпимым светом. Там, внутри.
- Еще! Еще, пожалуйста!
- Ты так много просишь, - зазвенело в самой голове. – Пути в долину. Ну!
- Два, - он, кажется, плакал. Правда, плакал. Странная боль мешалась с таким жгучим наслаждением, которое просто нельзя было вытерпеть. – Главный… и тайный.
- И каким же нам воспользоваться?
- Тайным… тайным… главный – не пройти. Ворота… Я сам… Я сам их… выковал…
По телу Маэглина побежала какая-то особенно сильная судорога, он весь подобрался уже видя эту блаженную грань, за которой его перестанет так упоительно-сладко колотить, но палец внезапно покинул его тело. Боль, уже понятная, обычная, без потайного дна, ожгла тело. Майа с силой дернул Маэглина за волосы, руку снова предательски заломило!
- Я еще даже не начал, эльф. Но останавливаться не буду. В твоих интересах не кончать так долго, как сможешь.
- Хорошо, - сын ночи согласно кивнул, смотря назад и вверх - на своего мучителя. Он был благодарен за эту боль, за совет. Он… он его обожал сейчас. И за эту извращенную заботу о его ощущениях – тоже. Пытка – Маэглин помнил. Это все – выбранная им самим пытка. И пытать его будут очень долго. Чтобы рассказал побольше. Только вот в его собственном холодном мире это было максимально близко к…
Майа засмеялся, видимо, разбирая поток этих спутанных мыслей все отчетливее:
- Любовь? Серьезно? – хохотал он, снова раздвигая Маэглину ноги. – Сейчас получишь любви по самый край.
- Да… да... – эльф выгибался дугой, хватая за шею. Сам понимал, что смотрит по-собачьи. Неудобно, дурно, страшно.
Но боль все равно вернула на место. Пригвоздила к собственному телу. Распяла. Никакой любви, никакой заботы – темный майа, пытка, падение, Ангбанд. Только собраться обратно Маэглин уже не мог.
- Вы, эльфы, даже падшие – глупые, - он качнул бедрами, проталкиваясь глубже. Сколько же еще?! – Глупые, мечтающие, нежные… Расслабь свою хорошенькую задницу. Тайный путь – где?
- С севера, - хрипел, уже не пытаясь обнять, растерзанный и разбросанный по широкой кровати. – Я… я вышел через него… Горная тропа… Отряд сможет пройти…
- Ворота. Их можно открыть изнутри?
- Нет. То есть… блять!..
Случайно запомнившееся слово на черном наречии само слетело с губ. Вспышка снова полосонула по нервам. Снова напомнила, зачем он всего этого просил. Счастье. Маэглин испытал невозможное счастье. Он-то уже подумал, что осталась только боль.
- Ммм, какие нехорошие слова ты знаешь, - руки перехватили поперек груди, сжали, как игрушку. И все. Вышел на финальную позицию. Ловушка захлопнулась, и Маэглин понимал, что уже никуда из этого захвата не денется. Не захочет даже. Майа сильно, ритмично начал насаживать его на себя, с каждым толчком рискуя задушить насмерть, откусить ухо или просто разорвать. – Продолжай. Говори.
И Маэглин говорил. Выкрикивал то ругательства, то тайное расположение оборонительных отрядов. Саурон его даже уже не спрашивал. Только трахал и трахал, как заведенный, как неживой. Эльф держался, сколько мог. Он честно старался дотерпеть до конца. Но сколько майа так может – он не знал. Маэглин скороговоркой выплевывал все известные ему секреты. И в то же время мечтал, чтобы это все не кончалось. Не кончалось никогда.
- Это все?
- Да... все…
- Хороший эльфенок, - голос вдруг изменился, зашептал, почти нежно, так довольно. – Получай свою награду.
Мир снова крутанулся, и Маэглин упал спиной на уже смятые простыни. Айну – горящий как факел, лишь с едва растрепавшимися волосами – кинулся на него, словно хищник на добычу. Вокруг снова не было ничего, кроме пламени. Да и внутри – выжигало подчистую. Эльф притягивал его за шею еще ближе, поддавался навстречу – еще сильнее, выгибался, стонал, не верил! Происходило. Это с ним – происходило.
- Больше! Больше! – просил. Получал. Но почему-то не мог дотянуться до своего удовольствия. Маэглину стало вдруг страшно. Столько пройти, так низко пасть – и снова не узнать, как на той стороне, где тело не ноет. Может, все-таки происходящее - пьяная мечта?.. Он себя убьет, если это так. Нет… Нет. Эльф не отрываясь смотрел в дико-огненные глаза, понимая, что ничего реальнее быть не может. Он всматривался, пока не сообразил. Саурон был спокоен, с застывшей ироничной ухмылкой, будто и не участвовал в этом вовсе. Это. Это мешало. Напоминало сразу и об Идриль, и об измене. О ненужности. О том, что все как всегда. Ха! Вот когда он, наконец, вспомнил Идриль!
- Говорил же – глупые, - на лице расцвела невероятно соблазнительная улыбка. – И все, как один, хотите своей любви. Ты удивишься, как без нее легко.
Маэглин почувствовал, как его снова с силой дернули за волосы. Брови у майа взлетели вверх, идеально ровные зубы прикусили идеально налитые губы. Саурон застонал в голос, так протяжно и пошло… что Маэглина, наконец, накрыло. Он закричал, сотрясаясь под чужим бьющемся в оргазме телом… Легко. Нет, легко это не было.

Маэглин снова начал думать, когда казавшаяся привычной и вечной тяжесть перестала сдавливать грудь. Не его тяжесть. Чужая. Как он умудрился так привыкнуть к ней? Сколько времени провел в этих руках?
- Где-то около часа, если так нравится считать.
Маэглин поднял голову, но Саурон уже выходил из комнаты. Послышался плеск воды. Внутри. Этот голос был у него внутри. Он свел ноги, пальцами попробовал растерзанное, мокрое. Тело еще не начало болеть, но, безусловно, будет. Впрочем, не страшно. Ничего страшного. Абсолютно – ничего.
Эльф ловил за хвосты пробегающие мимо мысли, но так и не преуспел в этом. Там что-то было про «дальше», «выбираться», «как», «куда ушел», «вернись», «еще»… Побеждало молчащее, сонное счастье. Нега. Покой. И «Еще».
Он слышал смех, который беззвучно звенел внутри. Наверное, даже не предназначенный для его ушей. Что слуге Моргота – один падший эльда?
«Ты прав - ничего. Хотя приятно. Ты горячий эльфенок».
Маэглин заулыбался, как умалишенный. Схватился за собственное лицо мокрыми от чужой спермы руками, пытался стереть это довольство. Не мог.
«Что мне?..» - не додумал.
«Жди».
Шаги перестали звучать, где-то вдалеке хлопнули тяжелые створки. Маэглин, как пьяный, попытался сесть. Поморщился. Заковылял к бассейну.
Саурон ушел к вала. Не сомневался, только… ревновал, да? Но вернется. Вернется. «Жди». Он еще будет говорить ему о том, что делать в Гондолине. Маэглин выслушает для приличия. Выслушает, а потом прикоснется снова. Внутренний голос – не понять уже чей – ясно говорил, что, несмотря на выторгованную Идриль, другой близости он не узнает.

Часть 2

Заслышав знакомые шаги, Маэглин с небольшим сожалением захлопнул книгу. Он, наконец, худо-бедно разобрался с темным наречием и потихоньку открывал для себя дивный новый мир «селекции» (так в книге назывался этот процесс) драконов. Впрочем, дочитать можно и завтра. Эльф отложил книгу и встал со своего кресла. Скинул халат, пока шел до кровати – единственная вещь, которую ему тут выдали. Маэглин на коленях пополз к изголовью огромной тахты. Майа уже входил в комнату, когда он нашел пальцами черную лоскутную ленту и привычно обматывал ее вокруг запястий. Статус пленника Маэглин поддерживал ревностно. В противном случае было не вполне понятно, почему он все еще не уходит, а Саурон – все еще не прогоняет. Сын ночи поднял глаза на только что вошедшего айну, небрежно откидывая упавшие со лба пряди и закусывая нижнюю губу.
- А ты поднаторел, - усмехнулся он, но, вопреки ожиданиям, не приблизился.
- У меня было на это время, - игра, так игра. Маэглин уже выучил некоторые привычки своего… мучителя. Да, мучителя. Хочет подразнить после целого дня ожидания – пусть дразнит.
- Сколько ты еще, кстати, планируешь мне надоедать? – Саурон отошел к своему столу, где всегда стояло несколько свечей. Сегодня там было еще и вино. Принесли несколько часов назад вместе с обедом. Особенный вечер?
- Очень жаль, но никто меня искать не станет.
- И правда. Как печально.
- Надоело мое общество?
Айну вопрос проигнорировал. Он молча налил себе вина, сделал глоток, облизал заигравшие рубинами губы. Все внимание его было явно приковано к тому, что лежало на столе. Условная карта Гондолинской долины, почти законченная. Маэглину было неприятно на нее смотреть. И начинали затекать руки.
- Мне просить? – холодно осведомился он.
- Если тебе хочется.
- Не дождешься, тварь.
Усталый смешок стал ему ответом. Несколько минут тишину комнаты ничего не нарушало. Маэглин – тоже молча – смотрел на уже хорошо знакомые линии чужой фигуры. Сколько он уже здесь? Неделю? Может быть, две. Восхищение все никак не хотело уходить. Оно, наоборот, со временем становилось все отчетливее. Темный майа оказался не чудовищем из детской сказки. Он был… живым. С сомнениями, желаниями, мечтами. Это было Маэглину странно. Но и понятно одновременно.
- Похоже? – игриво поинтересовался Саурон и кивнул на карту. Он и сам знал, что похоже. Рисовка вообще не заняла у него, кажется, ни сил, ни времени. Просто откинул прошлой ночью ногу Маэглина, которую тот удобно устроил у него на бедре, взял грифель и стал накидывать на лист пергамента какие-то небрежные линии. Эльф даже сначала подумал, что он просто рисует. Не удивился бы. Он уже ничему не удивился бы. Пытаясь скрыть свой интерес, Маэглин поглядывал в сторону работы и только спустя несколько минут понял, что конкретно хочет изобразить майа. Надо отдать должное, в составлении карт по сбивчивым, перемежающимся стонами, описаниям Саурон был очень даже неплох.
«Он ни в чем не плох», - ввернул предательский голосок.
- Знаешь, этот контраст между тем, что ты позволяешь себе говорить, и тем, что позволяешь себе думать – почти милый.
- Рад, что нравится, - буркнул Маэглин. Но он, правда, был рад.
- Впрочем, ты не только в этом себя обманываешь, мальчик.
- Я думал, мы сошлись в оценке моего возраста как вполне зрелого.
- Исчезновение твое все-таки заметят, - не обратил внимания майа. – Тургон не из тех, кто упускает подобное из виду. А ты и так задержался дольше, чем могла бы потребовать обычная отлучка. Завтра отправишься обратно, и дальше – по плану.
Маэглин не сразу осознал, что подался вперед. Он все подбирал слова, но выдавить из себя ничего не мог. Конечно, эльф не собирался оставаться в темной крепости навсегда. И, конечно, понимал, что должен будет сделать в ближайший год, но… Но почему-то это казалось таким далеким и необязательным. Маэглин внезапно понял, что растворился в комнатах темного майа, забыв о многом, почти обо всем.
- Завтра. Хорошо, - наконец, произнес он.
Саурон, наконец, обернулся. В глазах плясали огоньки.
- Будешь по мне теперь страдать?
Сын ночи гордо вскинул голову, что, учитывая добровольно связанные и поднятые руки, наверное, выглядело забавно:
- Вспоминать буду. Страдать – нет.
- Какое неприступное сердечко, подумать только, - снова усмехнулся майа, прихватив свой кубок с вином и подходя к кровати. – А ведь эту тему мы с тобой так и не разобрали толком. Расскажи-ка о моей сопернице. Идриль? Так ты ее вспоминал?
- Нет, - Маэглин начал распутывать запястья. Неожиданное напоминание о возвращении будто отрезвило, и он снова… снова начал думать.
«Закрой, закрой», - шептал старый голос. Где-то в самой глубине своего сознания Маэглин понимал, что Идриль – единственная причина вылезти из кровати Саурона. Единственная причина не превратиться окончательно… во что-то, не вполне естественное. Он не очень представлял, как это все происходит, но точно знал, что такими темпами произойдет.
Майа склонил голову, с интересом наблюдая за этой внутренней борьбой, наверняка ему непонятной. Вряд ли он ведал любовь. Вряд ли мог. Может, поэтому и не спустил еще Маэглина обратно в пыточные. Сын ночи не привык себя обманывать, так что старался не забывать о том, с кем спит и за что заслужил телесную взаимность. Не за красивые глаза. Но какое чувство абсолютно точно не было чуждо Саурону, так это любопытство.
Эльф, наконец, освободил собственные руки. Он прятался от горящего взгляда. Скрывать свои мысли он не очень хорошо умел. Хотя, в последние недели, он и не старался это делать. Остальные тайны не сильно его занимали, а вот рассказывать об Идриль до сих пор казалось недопустимым. Волшебство – если вдуматься.
- Как хорошо, - задумчиво проговорил майа, потянув за пояс своей мантии, - что в обычном эльфенке столько неизведанных глубин. Поразительно долго мне не надоедаешь. Но я ведь и этот твой секретик узнаю, ты же понимаешь.
Ткань упала к ногам айну, обнажая тело, на которое и через тысячу лет вряд ли можно было бы взглянуть равнодушно. Маэглин нервно сглотнул, но твердо для себя решил держаться столько, сколько сможет. О, он знал, что Саурон выполнит свою угрозу. Сомнений в том, что у этого существа получается все задуманное, не было. Но это был вопрос чести. Поруганной и, казалось бы, уже несколько недель как выкинутой чести.
Майа обошел свое ложе, поставил кубок на пол. Горячие пальцы сомкнулись на еще не отошедших запястьях. Он как-то задумчиво поднял руку Маэглина, уже сам наматывая на нее черную ленту. На этот раз узел был вполне настоящий, так что освободиться уже было невозможно. Эльф не сопротивлялся. Знал, что бесполезно. Да и давно ли сам он предлагал Саурону эту игру?
Тем временем, привязанной оказалась и вторая рука. Маэглин немного подтянулся, чтобы было удобнее. Почти сел, но взгляда все еще избегал. По лицу побежали горячие прикосновения. Губы дрогнули под нежными пальцами. Ох, они могли быть бесконечно нежными...
- Ну же, не прячь своих глаз. А то все-таки прикажу их вырезать, - мурлыкнул в ухо.
- Не прикажешь. Тургон не из тех, кто упускает подобное из виду.
Саурон засмеялся. Такое с ним иногда случалось – искренний смех. Совсем не страшный. Очень приятный. И Маэглин все-таки посмотрел. Он любил видеть его в такие моменты… Тьфу, любил!
- Видишь, ничего страшного. Все тот же враг всего сущего, как ты часто говоришь.
Рука спустилась на шею, слегка сдавливая, будто пытаясь придушить. Это «будто» Саурон абсолютно точно услышал, потому что пальцы назло сжались сильнее. Маэглин непроизвольно напрягся, пытаясь вырваться из железной хватки. В такие моменты он опять вспоминал, что нежность и улыбки айну – вряд ли можно назвать искренними. Он, как мог, напряг шею, чтобы хоть немного воздуха проникало внутрь. Чувствовал, как собственные глаза наливаются кровью. Смерть вдруг перестала казаться несуществующей. В конце концов, карта Гондолина уже лежит на столе. Как просто. Как глупо! Теперь уж Маэглин не отрываясь смотрел в горящие глаза, хоть темнота и подбиралась к ним по краям. Сгущалась все сильнее вместе с пальцами, которые все сильнее сжимали. Кажется, снова ненавидел. Снова был готов сопротивляться, готов умереть.
- Совсем забыл про эту твою особенность, - услышал эльф. Пальцы ослабили хватку, и Маэглин с шумом втянул желанный воздух. В глазах окончательно потемнело, закружилась голова. Через какое-то мгновение накрывшее небытие расцвело тягучим ощущением. Таким, как в самом начале. Откуда… Когда Маэглин снова начал видеть, то даже не удивился. Майа уже сидел на его ногах, по капле выливая ему на грудь свое вино и тут же слизывая его самым кончиком языка. Сын ночи непроизвольно выгнулся, подставляясь под новую ласку. Раскрылся весь под снова забирающим его божеством. Бедра как-то сами непроизвольно подмахнули, будто приглашая опять вставить ему по самое... Рано еще, Маэглин знал, но все равно извивался под майа, задевая головкой то ли бархатную кожу на его животе, то ли – и от этой мысли совсем окаменело – член самого Саурона
«Хорошоооо».
Этот переход от боли к наслаждению, кажется, был самой любимой частью не только у Маэглина. Потому что опять: на чувствительной коже сосков сомкнулись зубы, а рука одновременно сжала оба члена, заставляя тереться головку о головку.
«Совсем забыл, что силой тебя не заставить, - журчало в голове, - а вот лаской – очень даже».
Губы смяло напрочь. Горячее дыхание ворвалось Маэглину в горло. Ему казалось, что он выдыхает только тот воздух, который отдавал ему Саурон. Вело. Вело нещадно и сильно. Пьянило не им выпитое вино. И снова сладкий туман опутывал сознание, оставляя ощущения, но подчистую выметая из головы все мысли…
«Идриль?»
Как гром в пустой зале. Маэглин резко отвернулся, разрывая поцелуй. Он пытался сосредоточится, удерживая в голове ту же пустоту, которая скрывала все его воспоминания, но она ускользала и таяла все четче вырисовывая лицо сестры и… ненавистного ему Туора. Проклятый хитрожопый майа!
Маэглин с силой дернул руками. Где-то в районе плеча хрустнула кость. Боль, хоть и не очень сильная по сравнению с тем, что мог сделать Саурон, отвлекла, и неясный образ снова растаял. Айну привстал, выпуская из рук изнывающую плоть.
- И надолго тебя так хватит?
- Меня хватит, - прохрипел Маэглин. Восстановить голос после недавнего удушья оказалось не так просто.
- Спорим? – холодно осведомился Саурон. Наверное, именно с этим выражением лица он мучил своих жертв. С этим настоящим лицом – холодным, будто мертвым, очень… рациональным – он слегка навис над Маэглином, отвел назад руку, изогнулся… Щеки у эльфа вспыхнули.
- Ты… Разве ты?.. – его член в руках майа медленно размазывал смазку между чужих ягодиц, предвкушение было нестерпимым. Маэглин застонал еще до того, как Саурон начал медленно проталкивать его в себя. Удивительно гладко входил в тугое отверстие. Удивительно сильно обхватывало со всех сторон. Начало трясти. Выглядело божественно.
- Я - что? – все тот же безразлично-мертвый тон.
Маэглин не удержался и двинул бедрами, до конца входя в чужое тело. Удар почти моментально ожег щеку, но было все равно. Не имея возможности схватить Саурона за бедра, эльф толкнулся снова.
- Еще раз – и выгоню в Гондолин с тем же стояком, с каким ты сюда пришел, - пообещал айну. – Или, правда, думаешь, что сейчас сверху?
- Просто… это так… так…
Саурон, хоть и медленно, начал двигаться, и Маэглин почти завыл. В какой уж раз в этой комнате. Но сейчас все было иначе, по-другому. Майа будто специально не торопился, дразня и пытая. Будь руки Маэглина свободны, он бы не послушал ни угроз, ни предупреждений. Но руки свободны не были, и Саурон двигался, медленно впуская в себя до конца, соскальзывая почти полностью… и по-новой… и опять...
- Да сколько можно? – застонал Маэглин. – Развяжи меня.
- Идриль? – хохотнула горящая темнота. Цена была понятна.
Эльф замотал головой. Снова попытался толкнуться, но майа будто предугадал его реакцию и полностью высвободил чужой член. Головка пребольно проехалась по ягодицам, и сын ночи зашипел… А его снова взяли в плен. Теперь уж не по-игрушечному.
- Идриль? – зашептал в ухо. Пальцы его чувствовались на запястьях. Вот-вот отпустит. Вот-вот позволит.
- Идриль, - кивнул Маэглин, ища чужие губы.
«Видишь, какой ты все-таки хороший эльфенок, - фэа тоже гладило и щекотало. Это у Саурона получалось не хуже, чем… Маэглин распахнул глаза, наконец, получив несколько резких сильных движений. Эру, как сладко, - Дальше, мой хороший. Дальше».
«Не любит. Она меня не любит», - сил говорить у сына ночи не было. Да и язык был занят – ласкал мучителя изнутри.
«А кого любит?»
«Развяжи»
«Ты ведь знаешь цену, темный эльф… мой темный эльф».
«Мооой,.. - запело внутри и начало повторять уже без отдыха. – Твой… твой…».
Саурон разорвал поцелуй и совсем вдруг остановился. Смерть. Маленькая смерть.
- Кого любит твоя принцессочка?
- Сына Хуора, - зло выплюнул Маэглин. Хотя он и не на человека сейчас злился. – Грязного потасканного бездомного, который пришел в долину якобы по велению валар.
Глаза у айну вдруг вспыхнули. Маэглин попытался снова до него дотянуться, но он его остановил:
- Человек, сын Хуора – возлюбленный дочери Тургона?
- Он ее блядский муж. Он отец ее грязнокровного выродка.
- Эльфик... – расплылся в улыбке Саурон – ты настоящее болтливое сокровище.
- Откуда столько радости? – Маэглин пропустил обидные эпитеты мимо острых ушей. Что на этот раз он рассказал?
- Оттуда, что падение Гондолина теперь еще немного желаннее для меня. Была такая сказка про наследника Тургона и Хуора*. Впрочем, не бери в голову, - майа снова взял в руку начавший опадать член, быстро возвращая ему былую форму. – А тебе я подарю почетное право убить и своего соперника, и его сына, хочешь?
- Хочууу, - вспыхнувшие было злость и застарелая обида снова плавились, исчезая в захватившем Маэглина пламени. – Я тебя хочу. Развяжи.
Вопреки ожиданиям, руки вдруг моментально оказались свободными. Майарское колдовство, наверное. Но оно Маэглина уже не очень удивляло. Он жадно обнял тело, которое извивалось на нем, перекатился подминая под себя. Ощутил, как чужие ноги обхватили его тело. Эльф себя забыл. Он запустил руки в горящие шелковые локоны, целовал тонкую шею, ключицы, теперь уж сам выбирая ритм для движений.
«Совершенство… совершенство», - пульсировало в его голове, пока он снова и снова входил до упора. Огненная темнота туго сжимала со всех сторон, так же как и чужие мышцы – сжимали его плоть. Маэглин ловил еле слышные порывистые выдохи, звучащие откровеннее самых пошлых стонов, а в голове звенело неподдельное чужое довольство – не телесное, иное, всеобъемлющее. Может, и не стоило ради такого беречь последний секрет? Сейчас казалось, что и он, и его любовник уже давно за пределами врат ночи. Что они вдвоем – в вечной непроглядной темноте. Но эльфу не было страшно. Эльф не хотел обратно. Он тонул в том, кто и был этой вязкой темнотой и - по странному стечению обстоятельств – единственным источником света. Тонул, умирал, пропадал - и искренне этим наслаждался.
Только бы завтра не наступало подольше... И надо бы попросить с собой ту недочитанную книгу.
- Я тебе не библиотека, - выдохнул ему в ухо Саурон.

Примечания:
* На счет Эарендила было два пророчества, одно другого для Мелькора хуже. Первое, как ни странно, брякнул Хуор, когда сказал Тургону, что от них двоих появится в Арде новая звезда (не слэш). А, как мы все знаем, их внук поплыл с сильмариллом за боженьками, нажаловался на Мелькора, те его свергли, а сам Эарендил стал звездочкой.
Мелькор тоже не доверял чреслам Тургона: «...Из всех его родичей более всего опасался Моргот Тургона, ибо приметил его еще в Валиноре, и, когда бы тот ни оказывался рядом, тень падала на сердце Моргота, предостерегая, что в некие, пока еще сокрытые времена Тургон станет причиной его падения.»
Было и второе откровение от более компетентного в пророчествах Намо:
"Такое пророчество произнес Мандос, когда Боги сидели на совете в Валиноре, и весть о его словах обошла всех эльфов Запада. Когда мир будет стар, а Силы утомятся, тогда Моргот, увидев спящую стражу, вернется через Врата Ночи из Безвременной Пустоты; и уничтожит он Солнце и Луну. Но к нему спустится Эарендель, подобный белому опаляющему пламени, и низвергнет его с небес. Тогда на полях Валинора грянет Последняя Битва. В тот день Тулкас сразится с Морготом, и по правую руку от него будет Фионвэ, а по левую - Турин Турамбар, сын Хурина, вышедший из чертогов Мандоса; и черный меч Турина принесет Морготу смерть и окончательную гибель; и так будут отомщены дети Хурина и все люди".(с) "История Средиземья", т. V, "Квэнта Сильмариллион"
Так что убить гаденыша в Гондолине было более чем удачной идеей

Часть 3
Конечно, он не отдал книгу. Он отдал Маэглину его одежду и походную суму, которая каким-то чудом осталась нетронутой. Он даже слов больше никаких не сказал, окончательно утратив интерес к абсолютно выработанному ресурсу. К выжатой до капли плоти. К порабощенной испачканной душе.
Это задевало, хоть Маэглин всегда понимал, что именно так будет.
Они снова шли по длинным коридорам, утонувшим в грязной черноте. Саурон снова был впереди и снова не оборачивался. Но вот Маэглин теперь ощущал себя совсем иначе. Место страха, который сопровождал его в прошлый раз, прочно занимала тоска.
Коридоры петляли, но эльф не отставал. Он вдруг почувствовал себя здесь... уютно. По крайней мере, лучше, чем в постоянно светящемся белом городе, где каждый глядел на него как на чужака, сколько бы лет не проходило. В Ангбанде на Маэглина никто не смотрел. Никто не задевал. Даже никто не отвергал. Им просто никто не интересовался бы теперь. Не Нан-Эльмот, конечно. И все же... все же.
Пространство внезапно разбежалось в разные стороны. Стало заметно прохладнее и свободнее. Маэглин посмотрел по сторонам, стараясь не отставать от быстрых шагов майа. Огромную залу - черную, разумеется, как и абсолютно все здесь - освещали от силы три чадивших факела. Этого, в принципе, хватало только на то, чтобы понять, в какой стороне двери. Уходящие вверх высокие потолки, дальняя часть помещения - все тонуло в непроглядном, и даже эльфийские, привыкшие к темноте глаза подводили.
"Предсказуемо", - шепнуло где-то внутри. Просыпался его голос. Хотя и не голос уже, так, голосок. Но он был прав. Черный цвет для темной крепости, белый город - для светящихся эльдар. Пошло.
- Драконов видел, щенок? - голос майа вырвал Маэглина из раздумий. Холодный, безразличный голос. Уходящая к дальней стене фигура.
- Видел, - буркнул сын ночи, снова прибавляя шагу и вспоминая недочитанную книгу.
- Тогда ты знаешь, как черен пепел после их огня.
Маэглин остановился, пораженный. Он присел, не боясь уже рассердить своего провожатого, и мазнул пальцем по какому-то маслянистому полу. Тут, на полпути от двери и до двери, вдали от стен и убогих факелов, было вообще почти не видно, что там, под слоем чуть ли не закаменевшего пепла. Зато даже этого света хватало, чтобы увидеть заразное черное на собственных пальцах.
Эльф поднялся, не решаясь спросить, как так вышло.
- Стой, - вдруг кинул через плечо Саурон, совсем, видимо, не заметив, что тот и так уже давно не идет за ним. Майа резко развернулся и направился к центру залы, в ту ее часть, которую даже видно не было. Он бы уже и сам пропал в этих сумерках, если б огнем не горел.
- Куда ты? - испугался эльф.
- Я сказал, - острыми осколками по слуху. - Стой.
Волна горячего воздуха оттолкнула Маэглин к черной испачканной стене. Он даже не сразу поднялся на ноги, так сильно ударился спиной и неровные шершавые выступы.
Но возразить эльф ничего не успел. Саурон уже шел к центру зала. Только вот далеко он отойти не успел. Воздух вдруг зазвенел. Он похолодел и нагрелся одновременно. Маэглину стало невероятно тесно. Словно дышать было вовсе нечем. Сердце забилось так часто, как будто собиралось разорваться на куски. Поначалу даже не страх - необъяснимая паника. Необъяснимое желание уползти, спрятаться, перестать существовать прямо здесь и сейчас. И только тогда стало уже по-настоящему страшно. Потому что Сын ночи понял, кто оказался рядом.
Он кинул быстрый взгляд на своего спутника, чтобы... что? Решил просить у него защиты?
"Глупо, глупо, глупо!" - плевался внутри собственный голос. Снова окрепший и набравший силу из-за безотчетного абсолютного страха.
Он рефлекторно попятился, хотя было уже и некуда, мысли путались и никак было не решить, что делать, куда бежать, где спрятаться. А сердце все набирало обороты. Воздух еле врывался в его легкие короткими отрывистыми глотками. Маэглин почувствовал, как трясутся руки...
Он с отчаянием снова посмотрел на Саурона, тот остановился в середине залы и склонил голову на манер виноватого ребенка. Словно к наказанию приготовился. Эльф бы сам рассмеялся, что этот... этот может так вести себя. Но смеяться не хотелось.
Прошла, кажется, целая вечность прежде, чем яркая сияющая фигура майа вдруг взмыла вверх. Маэглин подался назад от неожиданности, но уперся лопатками в стену. Бежать было действительно некуда, и он посмотрел на тело своего вчерашнего любовника, которое висело в самой сгущающейся тьме. Висело и не сопротивлялось.
Это была не тишина. Но слова не звучали. Шептали стены, вибрировал воздух, звенела, кажется, сама ткань телесного мира. Маэглин так и не услышал вербальных звуков, но точно осознал, что темный огромный Хаос - заговорил со своим приспешником. И добрым этот разговор не был.
Саурон не отвечал. По крайней мере иной мелодии в молчаливом шуме эльф не улавливал. А потом... в темной зале, которая, казалось, совсем утонула в вязкой липкой черноте, вспыхнули две обжигающие звезды.
Маэглин никогда не видел сильмариллов и, если быть откровенным, даже не думал об этих проклятых камнях. Мать много рассказывала о творениях Феанора, но детское любопытство вполне удовлетворили книги из библиотеки Гондолина. Сын ночи не был мечтателем. Он знал, что ему - младшему и нелюбимому, какому-то случайному - отпрыску большого семейства вряд ли доведется их увидеть.
На самом деле, вплоть до истории с Лютиэн он думал, что никому уже не доведется.
Может, поэтому, а, может, по какой другой причине, сильмариллы показались ему донельзя глупыми и неуместными. Здесь. В черноте. Они были лишними и будто... тут от них страдали тоже. Потому что этот настырный яркий свет резал отвыкшие глаза. Резал как будто даже кожу. С ними было неуютно. Маэглин, прищурившись, поднял взгляд на Саурона и вдруг осознал, что тот тоже болезненно отворачивается...
- Вы ослепите меня, мастер, - подтвердил майа, переходя на привычный язык. Услышал его, что ли? Слушал? Только вот голос Саурона звучал теперь совсем иначе: не раздраженно, а звонко, богато, уверенно. Словно миллионы разных колокольчиков и колоколов пели под большим, наполненным воздухом куполом. Словно тысячи готовых к бою эльдар одновременно подняли к небу свои наточенные клинки. Он висел в темноте, как сломанная игрушка, как запутавшаяся в нитках марионетка. Но то, что видел Маэглин, походило на военный парад. Когда выставляешь напоказ всю свою начищенную до блеска броню, стараясь не думать о том, что эта броня может и не спасти.
- Ты и так слеп, - голос.
Только голос. Всего лишь голос, да чертовы камни. А Маэглин понял: они никогда его не победят. Они, как муравьи, будут бегать вокруг огромной крепости, убивать смешных орков, которых им дают на потеху. Жертвовать собой, пытаясь одолеть то, что просто не может умереть. Даже ослабеть не может. Ведь самой страшной пытке Моргот, очевидно, подвергал себя сам, терпя отвратительный свет феаноровых камней. И даже это - было бесполезно. Не умаляло его власти над той землей, которую они смешно звали своей...
Маэглин ощутил, что свет стал ярче.
"Он смотрит на тебя, - испуганно зашептало внутри, - он тебя увидел".
Его, наверное, только проклятое нолдорское упрямство не подвело. Только оно - непонятно, откуда взявшееся, ведь нолдо он себя не считал - вдруг заставило вскинуть подбородок. Эльф оперся рукой о стену и выпрямился под невозможным слепящим светом, готовый к тому, что его сейчас раздавит, снесет, перемолотит...
- Эльфа у стены я тоже прекрасно различаю, - все тем же победоносным тоном сказал Саурон.
Маэглин не видел глаз Моргота. Он даже не был уверен, что там есть лицо. Смотреть на сильмариллы было больно, а в сторону Темного - просто страшно. Поэтому своей "жертвой" эльф выбрал майа. Он уставился на подол его туники и дивился, как спокойно и безропотно сносит тот неестественную позу.
Воздух снова будто застонал. Говорил ли Моргот или выплевывал свое мнение, но на этот раз Саурон не смолчал. Его тело вспыхнуло - ярче. Как и жалкие факелы вдоль стены. Зала зазвенела, и стало видно лучше. Впрочем, огромный сгусток ощутимого противоестественного зла - был совсем не тем, на что хотелось смотреть. Фигура вала исполинской горой уходила куда-то под высокий потолок, будто согнувшаяся в три погибели, чтобы влезть в это темное вместилище. Оттого казалось, что лицо - то место, где оно должно быть - неестественно находится прямо посередине тела. Это было настолько страшно и настолько не умещалось в привычный физический мир, что сын ночи даже перестал бояться. Все вдруг показалось плохим сном, страшной сказкой, рассказанной на ночь. Той самой проигранной битвой с залитыми кровью полями, которая так долго являлась ему во снах в последние десятилетия.
Маэглин перевел взгляд на лицо майа, сам не понимая, что хочет увидеть. Но такого совсем не ожидал. Саурон... улыбался. Из прокушенной губы сочилась тонкая струйка крови, глаза горели неприкрытой злостью, но улыбка была покладистой и чуть ли не заискивающей. Неужели Темный этого не видит? Или, быть может, наоборот? Видит слишком хорошо?
- Ты заигрался, - снова заклокотала тьма. - Убей его и возьми мне Гондолин.
- Гондолин будет ваш, мастер, - тихо, но уверенно ответил слуга. - Именно для этого эльф мне нужен живым.
- Ты уже упустил одного пленного не так давно. Человека ты тоже выпустил специально? - тьма издевалась, это было слышно.
- Нет, - еще более елейным и спокойным тоном ответил Саурон, но его руки сжались в кулаки, а факелы запылали так ярко, как им никогда не было предначертано. - Тот случай как раз выходил за пределы моего плана. Поэтому закончился тем, чем закончился. Вы это знаете.
- Твои планы, - усмехнулась тьма. - Жалкое зрелище.
- Да. Владыка, - Саурон кивнул, сжимая губы в тонкую линию. - Зато ваш обязательно сработает. Ведь если бы не та ошибка с покинувшим мою крепость человеком и девчонкой, вам бы не подвернулось случая...
- Замолчи, - устало сообщила бездна, и майа рухнул на пол. - Лесть мне наскучила. Твое стремление меня переиграть - тоже. Гондолин.
- Вы сами меня этому учили. И сами от меня этого требовали, - Саурон поднялся на ноги, показательно отряхивая свою мантию от пепла. Но тень уже рассеивалась. Сильмариллы будто черной вуалью подернулись. Все еще нестерпимо сияя, они падали на дно мутного моря, становясь все дальше, меньше... Маэглин как завороженный смотрел на это действо и вскрикнул от неожиданности и боли, когда его с силой дернули за волосы.
- По дороге сочинишь стишок о красоте этих бесполезных камней, эльф, - майа с силой толкнул его в сторону выхода, и только это выдавало в нем раздражение и злость. Голос был ровным. Отвратительно ровным. - Иди быстрее, если не хочешь сразу же попасть на второе свидание.
Маэглина не слушали собственные ноги, но он, как мог, переставлял их. Перспектива снова увидеть хозяина Ангбанда, хоть на мгновение остаться с ним один на один придавала столько сил, что можно было спокойно добежать до Гондолина и вовсе без ног.
Мнимый уют темной обители — как он вообще мог такое подумать?
Сын ночи шел, не оглядываясь на майа, который теперь был позади. В голове не укладывалось и то, как можно было добровольно сюда прийти. К нему, к Мелькору. О смысле услышанной беседы Маэглин тоже хотел подумать, но у него не получалось. Как только он снова пытался это сделать, всего просто пронзало волной ужаса. Банального, липкого и невозможного страха.
И почему-то чем дальше он уходил от выжженной залы, тем страшнее становилось. Может, оттого, что с каждым шагом все отчетливее становилось осознание, с кем была эта встреча. Встреча, которую он умудрился пережить. И даже не потерять ничего. Ну, кроме души и чести... подумаешь... «Не страшно ведь», - успокаивал голос, снова толкая вперед.
Но злой сон окончательно вступил в свои права.
Маэглину чудилось, что он уже бежит и делает это быстро. Коридоры все не кончались, стены — не расступались, а потолок стал нависать ниже. В какой-то момент ему вообще показалось, что он бежит на месте, бессмысленно переставляя ноги. Он с ужасом оглянулся назад, моля Эру, всех валар и всех своих несуществующих хранителей о том, чтобы Саурон оказался сзади. Потому что если его там нет, то он потерялся, навечно застрял в черных коридорах. Слепой муравей...
- Я здесь. Иди, - отозвался айну. Казалось, он задумался и его раздражало присутствие рядом кого-то еще.
Маэглин кивнул и даже облегченно выдохнул. Он всю жизнь кого-то раздражал. Это было привычно, это было нормой и даже немного успокаивало. В итоге то ли защитники услышали, то ли погибать здесь он действительно не должен был, но сын ночи все же достиг выхода из крепости. Они вдвоем вышли на открытую площадку в каком-то внутреннем широком дворе. Эхо шагов побежало в стороны, больше не стиснутое узкими коридорами, разлетелось гулко, отскакивая от исполинских каменных стен вокруг. Холод мира-без-потолка тоже быстро забрался под одежду, сжал кожу в миллион мурашек, но это было даже приятно.
Пройдя через каменный плац, Саурон обогнал своего недавнего пленника и зашел в какое-то строение. Маэглин последовал, почти сразу понимая, что это конюшня. У входа вскочил со стула орк, но майа едва уловимо кивнул головой в сторону, и стражника след простыл. Быстро, не сворачивая, они подошли к загону с огромным темным жеребцом.
- Твою лошадь съели. Возьмешь этого и отпустишь, когда подберешься к оборонительным горам. Его не должны видеть в Долине. Дальше по плану. Начинай действовать не сразу. Дай подозрительности Тургона уснуть. За неделю до штурма получишь весть. Езжай.
Саурон кивнул на седло и упряжь, которые висели на стене сбоку, развернулся и пошел обратно. Все у Маэглина внутри сжалось. Опять. А голосок захихикал: «Глупый».
- Подожди, - окликнул он айну. - Я хочу...
- Мне уже все равно, чего ты хочешь.
- Как ты терпишь его? Зачем? Он же презирает...
Маэглин не успел ни договорить, ни понять, что случилось. Просто ребра вдруг вспыхнули яркой, ослепительной болью. Он упал, схватившись за невысокую дверь загона, а боль зазвенела снова, уже с другого бока. Так быстро, остро, неожиданно, что он даже закричать не смог.
- У тебя был шанс уйти отсюда невредимым, - услышал он над своим ухом голос, снова сахарный, снова ласковый - страшный. Руки Саурона, те самые руки, к которым Маэглин уже успел привыкнуть, стали расстегивать его тунику. Нежно. Это было почти нежно. - Я берег твое тело, чтобы не тратить потом сил. Но ты сам виноват, эльфенок. Ты сам.
Маэглин, наконец, отдышался и поднял взгляд на того, с кем делил постель. На лице — настолько неестественная, острая улыбка, что почти оскал. Звериная пасть. Горящие глаза. Острые когти, стягивающие рубаху, задевающие кожу.
- Бойся, правильно, - Саурон кивнул.
- А как же Тургон? - прошептал Маэглин. В голове снова стало пусто. Сработал приобретенный в Ангбанде инстинкт: раздевают — значит, будет хорошо. Что за глупость? Он засмеялся и сам, смотря на Саурона снизу верх. - Как же Тургон поверит мне, если я приду калекой? И к чему беречь одежду, если я, скорее всего, не смогу волочить своих ног?
- С чего ты взял, что вообще теперь к нему пойдешь? - айну присел на корточки, оказавшись на одном уровне со своей жертвой, улыбнулся... А потом его лицо вдруг расплылось. Маэглин отпрянул, но далеко уйти не смог — спиной снова уперся в непреодолимое препятствие, все тот же проклятый загон. С лица Саурона стекала плоть. Она просто текла вниз кровавым месивом, оголяя красные мышцы, белые кости, глазные шары... Она текла, теплая, падая ему на ноги, на живот и руки. Ужас был еще и в том, что чудище не на секунду не останавливалось, продолжая раздевать. Оно стянуло рубаху, чуть не разодрало завязку на штанах, просто откинуло сапоги.
Когда обездвиженный паникой и тошнотой Маэглин оказался совсем нагим, на голом черепе с горящими глазницами снова начала появляться плоть. Она росла быстро, слой за слоем покрывая кость. Совершенно незнакомое чудовище отвернулось от него, прошло до крюка, на котором висели сбруи и упряжи. С минуту, наверное, оно увлеченно выбирало, что взять, вертя в руках то одну, то другую узду. А когда повернулось снова...
- Нет, - прошептал Маэглин.
- Да, - улыбнулся ему другой Маэглин, точно такой же. Разве что волосы были все еще рыжими, хотя... Сын ночи нервно вглядывался в огненные локоны, но почему-то больше не мог уловить их цвета. Знал, что рыжие, но все будто рябило. Он сморгнул, а когда посмотрел на мучителя снова, отличий уже не было вовсе. Перед ним стоял он сам. Сын Аредэли Белой и Эола Темного, одетый в шикарную длинную мантию, улыбался нагло и... Маэглин снова нервно усмехнулся.
- Ничего у тебя не выйдет. Или думаешь, кто-нибудь видел меня с таким выражением самодовольства на лице?
- А это для тебя подарок, - снова пошел к нему другой Маэглин. - Посмотри, каким мог бы быть. Уж такого обожаемая Идриль полюбила бы... Впрочем, может, еще полюбит.
- Нет, - снова прошептал сын ночи. Улыбаться мгновенно расхотелось. Он вскочил на ноги, не обращая внимания на наготу. - Нет!
На этот раз возражать второй Маэглин не стал. Он быстро метнулся куда-то чуть в сторону, перед глазами настоящего эльфа мелькнули кожаные ремешки, а о зубы болезненно что-то ударилось. Сын ночи попытался вывернуться, вскрикнул, но только невольно помог своей копии — во рту моментально оказались железные удила, которые больно впились в уголки губ. Кожаные ремни моментально стянула чужая рука, один из них больно впился в переносицу. Саурон дернул за поводья, и голова Маэглина болезненно запрокинулась назад. Он попытался достать его рукой, ударить локтем, но все та же проклятая упряжь уже стягивала его запястья за спиной.
Обездвиженный всего за пару секунд, эльф попытался развернуться, ноги-то еще были свободны, но последовал толчок в спину — и его буквально вжало в дверь загона. От удара в грудь воздух со свистом вырвался из легких, в глазах потемнело.
- Хочешь, оставлю тебе жизнь? - услышал Маэглин свой собственный голос. Тот же, каким он говорил, когда был зол, но старался этого не показывать. Сходство было... Саурон что, все это время в спальне разучивал его повадки?! - Когда Гондолин падет, расскажу, как ее трахал. Хочешь?
Маэглин замычал, яростно мотая головой, но Саурон не останавливался:
- Одним больше в постели твоей сестренки, одним меньше... А хочешь, расскажу ей, как трахал тебя? Чтоб ей не казалось, будто она для тебя одна-единственная?
Эльф дернулся, но в воздухе что-то хлестнуло, и кожа на ягодице вспыхнула. Он скосился в сторону и понял, что мучитель прихватил с крюка не только упряжь. Воздух зазвенел снова, удары посыпались один за другим.
Сначала Маэглин терпел, зубами впиваясь в железные удила. Это только начало - он прекрасно понимал, но поразительно быстро привык к мысли, что скоро умрет. Его даже почти не мучило то, как он это сделает. Не как его дед, не как дядя. Впрочем, на чужую семейную гордость ему уже давно было все равно. Смерть — и есть смерть. Он приготовился к ней, закрыв глаза и молча снося удары. Он уже чувствовал, как сознание начинает пропадать из-за постоянной боли... Ему даже вдруг показалось, что удары стали легче, мягче.
То, что они действительно стали другими, он осознал, только когда на его член легла горячая рука. Сын ночи распахнул глаза, пытаясь оглянуться на мучителя. Но в результате посмотрел вниз - на то как собственные пальцы снова... Какая злая ирония злого майа: он ведь снова сам себя ублажал.
«Нет! - закричал голосок внутри. - Нет, нет, нет, нет... Убей! Пусть он убьет!».
Но майа снова это делал. Майа снова его ломал, а не убивал. Не пытками, не болью. Его же собственной похотью. Маэглин ненавидел себя, но не мог не чувствовать, как тело снова откликается на извращение. Удары стали совсем нежными. Скорее, гладили раздраженную, красную, в нескольких местах порванную кожу. И эта проклятущая рука, которая точно знала, как надо...
В какой-то момент плеть и вовсе пропала, зато между ягодиц Маэглин ощутил ее рукоятку. Но вот ведь — он этому обрадовался. Твердый предмет медленно входил в него, а он — не сопротивлялся, расслабляясь, подставляясь...
- Я обещал отправить тебя обратно с тем же стояком, с каким ты сюда пришел, не так ли? - прошептал на ухо майа и захохотал. Маэглин пытался то толкнуться в руку, то подставиться, чтобы им овладели, а то и вовсе хотел вывернуться из лошадиных пут, вспоминая, что унизительно — желать своего мучителя. Но у него не получалось ничего из этого. Саурон врал. Было не так, как раньше. Было хуже. Теперь, когда сын ночи знал, чего хочет, знал, как это бывает, знал, что чувствует, когда сзади в него входит огромный горячий член... знал, что этого действительно больше никогда не будет, и ему бы, по идее, этому радоваться. Знал, что снова проиграл. Он заплакал, опуская голову со спутанными волосами:
"Пожалуйста... Я умоляю тебя, в последний раз", - внутренне попросил Маэглин.
- Нет, - равнодушно ответил Саурон. Пальцы еще едва уловимо щекотали его собственную уздечку. Тело пронзала нестерпимая болезненная судорога. Маэглин молился, чтоб это уже хоть как-нибудь закончилось. Но когда легкие прикосновения вдруг действительно прекратились, заплакал только сильнее.
- И запомни обо мне еще одну вещь, - обжигающим дыханием по шее. - В твоем понимании я гораздо хуже, чем Мелькор.
Маэглин почувствовал, что упряжь уже не сжимает, кожаные ремешки упали на потную, раскрасневшуюся спину, мазнули по бокам. Колени подогнулись, и он рухнул на закиданный сеном грязный пол. Отпущенный на волю узник потянулся к собственной плоти, в несколько сильных движений доводя до столь долгожданного облегчения.
Боль, вспышка, пустота.
Дрожащей и перепачканной в собственной сперме рукой Маэглин вынул плеть, стянул упряжь, откинул волосы с заплаканного лица. Какое-то время просто сидел, бесцельно смотря перед собой и пытаясь не думать о том, что сейчас сюда вернется орк... Орк. Он потянулся за издевательски-аккуратно снятой с него одеждой. Оставленная ему жизнь тоже была насмешкой, и в услышанных словах сын ночи больше не сомневался. Саурон был гораздо, гораздо хуже Мелькора. Ведь, в отличие от своего хозяина, майа уничтожал не физически.


Иллюстрации к тексту
ipic.su/img/img7/fs/1.1441603503.png
ipic.su/img/img7/fs/inthebed.1441709030.png
ipic.su/img/img7/fs/maeglin.1445002377.png
ipic.su/img/img7/fs/MaeglinsSau.1445247160.png

@темы: тексты, Sauron, Первая Эпоха, Maeglin, NC-17