Долгая зима. Часть вторая

[Epic Arda slash]

Когда прибыли гости, их встречал Келебримбор. Келегорм сказался больным, не сумев провести с братом и десяти минут наедине, а Куруфин после этого очередного бегства разозлился и мрачно послал сына навстречу гостям. Пока Тьелпэ провожал уставших с дороги Кано и Инголдо в отведенные им покои, чтобы они могли привести себя в порядок, Атаринке решил навестить запершегося Келегорма. Хотя бы ради Макалаурэ тот мог бы переступить через себя и...
Куруфин резко оборвал себя. Ему просто захотелось взглянуть на брата, и для этого не стоило придумывать отговорки. Захотелось убедиться, что Тьелко действительно тут, в крепости, никуда не делся и не исчез. Умом Атаринке понимал нелепость подобных предположений, но позволил себе поддаться чувствам. Иногда надо себе это позволять…

Дверь в комнату Келегорма оказалась не заперта. Тьелко сидел в кресле у камина. Могло показаться, что он читает, но Атаринке видел, как брат смотрит на страницу остановившимся взглядом. Тьелко распустил волосы и снял сапоги - отчего-то эти беспорядочно рассыпавшиеся по плечам черные кудри и эти обнаженные узкие ступни сразу привлекли внимание Куруфина, делая брата в его глазах каким-то беззащитным и очень юным.
- Тьелко, Кано приехал... – только и смог сообщить он, тяжело привалившись к косяку двери.
Келегорм кивнул, но на Атаринке взгляд так и не поднял. Куруфин подавил вздох и вошел в комнату, прикрывая за собой дверь.
- Послушай, это становится невыносимо, - заметил он, вытаскивая книгу из рук Келегорма откровенно фамильярным движением, – Хотя бы ради Макалаурэ ты можешь прекратить избегать встреч со мной?
Или хотя бы ради меня...
- Хотя бы на то время, пока он здесь гостит? – Куруфин понимал, что несет какую-то околесицу, и даже не пытался придать ей подобие здравомыслия.
Келегорм покачал головой, бессильно роняя руки на колени:
- Не могу. Я думал, что получится, но не могу.
Причин этого отчаяния Атаринке совершенно не понимал. Не он ведь отталкивал брата, а наоборот, это Тьелко изводил сам себя, путаясь и в собственных желаниях, и во все нарастающем, уже откровенно заметном со стороны чувстве вины. Никакими словами успокоить Келегорма не удастся, Куруфин это прекрасно понимал. Да и на собственном опыте убедился... Любые логичные доводы и разумные аргументы брат принимать не желал, потому оставалось попробовать только неразумные действия. Что еще сделать, Атаринке не представлял.
Потому сейчас он замолчал, потянул Тьелко за руку и заставил встать. От неожиданности Келегорм не сопротивлялся. Куруфин прижал его к себе, стискивая в объятиях, погладил бережно по волосам, не дал вырваться, когда ладони брата уперлись ему в плечи.
- Тише, тише, - шептал Атаринке, словно успокаивая ребенка. – Тише, родной...
И гладил, крепко удерживая рядом, сам удивляясь, насколько вдруг все показалось простым и понятным. Ощущение промелькнуло и исчезло, но Куруфин его запомнил.
Келегорм, наконец, сам устроил голову на плече Атаринке, прекратив то вырываться, то льнуть к брату всем телом, он замер, как будто в ожидании, а потом и вовсе расслабился.
- Курво, - его шепот был едва слышен, - Курво, я так устал...
- Я знаю. Я вижу, Тьелко, – и Атаринке с трудом удержался, чтобы не начать объяснять брату, что тот делает неправильно, где ошибается...
Келегорм молча кивнул и на несколько долгих мгновений замер, просто наслаждаясь теплом этих рук, позволяя себе хоть на какое-то мгновение забыть об искажении, о проступках и пороках, о собственной вине перед братом...
Ладонь Куруфина скользнула с плеча Тьелко на спину, и Атаринке ощутил неожиданное раздражение оттого, что не может коснуться кожи брата. Он с удовольствием вдохнул знакомый запах черных кудрей, коснулся волос Келегорма губами, будто пробуя, медленно оттянул воротник рубашки брата в сторону и погладил того по шее, удивляясь странному чувству, которое поднималось в нем. Это была уже не братская нежность, нет, скорее это было похоже на эмоции, которые он испытал тогда ночью, когда поцеловал Тьелко. Даже... На возбуждение?
Келегорм замер, даже дыхание задержал, когда Куруфин потянул вверх его рубашку, коснулся пальцами позвоночника. Задохнувшись, Тьелко попытался отстраниться, чтобы скрыть становившееся все более явным напряжение в паху, но бедро брата неожиданно оказалось между его ног, а ладонью Куруфин прижал его теснее к себе. Келегорм вздрогнул всем телом, поднял голову, и Атаринке накрыл его рот своим, глуша стон, целуя, раздвигая языком губы. У Тьелко закружилась голова, какое-то мгновение ему казалось, что он сейчас не сможет остановиться, позволит Курво сделать все, что тот захочет, но...
- Стой, подожди! – он резко рванулся из объятий, изо всех сил отталкивая брата.
Куруфин разжал руки, отступил, едва не упав, и посмотрел на Келегорма с недоумением.
- Ты... Ты понимаешь, что ты делаешь? – унимая подступающую панику, спросил Тьелко.
В его встревоженном взгляде промелькнул страх, он только сейчас понял, куда тянет за собой Атаринке, и как далеко тот может зайти.
- Да. Прости, - Куруфин отвернулся.
Ему было больно, больно видеть испуг в глазах брата, отчего-то это ударило хлеще пощечины. Атаринке не сразу разглядел за этой паникой чувство вины, а заметив его, в который раз проклял.
- Тьелко, я...
- Кано уже, наверное, ждет нас, - Келегорм, пригладил волосы, одернул рубашку и подхватил с кресла длинную алую тунику. – Пойдем, не будем заставлять гостей маяться в одиночестве...
И поспешил к дверям. Куруфин вздохнул. Ну и что тут прикажете делать?

Маглор был удивлен, когда его и Финдарато встретил Тельперинквар, но промолчал. После того, как он помылся и переоделся с дороги, зашел слуга, передал приглашение на ужин. Макалаурэ только головой покачал. Ни Тьелко, ни Курво так и не появились, но никто не сообщил ему, что братья нездоровы. Он не понимал, что тут происходит, но решил не забегать вперед. Время расставит все по местам. А пока он подобрал волосы, заколол серебристую шелковую тунику бриллиантовой брошью и вышел в коридор, с улыбкой предложив слуге показать путь до столовой.
Когда Куруфин спустился, он не смог сдержать усмешки: они с Тьелко на фоне нарядных родичей казались какими-то простаками, никак не князьями и лордами. Разве что Тельперинквар более-менее нарядился. А уж гости...
Кано был в серебристом и черном, радужно блестели бриллианты на брошке и длинных шпильках, которыми он заколол сложную прическу, серебряные и черные вышивки сплетались в сложный узор на его рубашке. Финрод и вовсе отпустил волосы до пояса, золотистые пряди были заплетены и уложены так же, как кузен носил до Исхода, в Валиноре. Его длинные многослойные одежды из бирюзового и белого шелка закрывали ноги до щиколоток, а ткань была расшита самоцветами и жемчугом, так что искрилась при каждом движении. И все равно, несмотря на неоспоримую, блистательную красоту голубоглазого кузена, Куруфин подумал, что Тьелко превосходит его даже сейчас, в простом наряде, без драгоценностей и с распущенными волосами.
Кано бросился к братьям, обнял обоих, смеясь.
- Я рад, что вы все-таки нашлись! Честно говоря, мне уже казалось, вы так и будете прятаться... – но заметив, как натянуто улыбнулся в ответ на шутку Атаринке, как отвел взгляд Тьелкормо, не стал продолжать. - В любом случае, мы рады добраться, наконец, ведь так, Инголдо?
Финдарато улыбался тепло и радостно, как всегда. Улыбка делала его красивое лицо располагающим, что тоже не было ново. Куруфин приветствовал кузена, дождался, пока тот обнимет Келегорма, и пригласил всех к столу, отмахиваясь от неожиданно вспыхнувшего ревнивого раздражения.
- Как вы доехали? В округе все спокойно, но зима в этом году снежная...
- Спасибо Маглору, если бы не он, я бы не нашел к вам дорогу, - Финрод неожиданно заговорил на синдарине, и Куруфин чуть нахмурился.
Тьелко сверкнул опасной улыбкой, повернулся к кузену:
- Мы не подданные дориатского короля, и не подчиняемся его приказам, Финдарато...
Макалаурэ встревожено взглянул на Атаринке, тот кивнул и перебил брата:
- Вы оба такие праздничные, что вспоминается Аман, но язык синдар... – он развел руками.
Финрод, собравшийся уже ответить Келегорму, услышав Куруфина, только улыбнулся виновато:
- Прости, я просто привык...
- Ничего.
В остальном ужин прошел спокойно, даже хорошо. К концу все развеселились, Кано попросил Тьелпэ принести его арфу, Инголдо пел и уговорил спеть Тьелко... Они разговаривали, деликатно не касаясь спорных тем, так что в итоге настроение Куруфина заметно улучшилось, даже несмотря на то, что он не позволял себе особенно расслабляться. Келегорм был пусть чрезмерно, но приветлив, все же присутствие Кано благотворно повлияло на его взрывной характер. И Финдарато оказался понятливым и деликатным настолько, что ни разу больше не дал повода волноваться за исход беседы.
Уже в середине ночи Инголдо вежливо пожелал всем доброго сна и ушел. Следом за ним заторопился спать и Келебримбор, который с утра был на ногах. Глядя на зевающего Келегорма, Куруфин предложил Кано захватить вино и переместиться в гостиную. Маглор согласно кивнул, убрал арфу в чехол, поднял взгляд и с недоумением заметил, как поджал губы Тьелко, глядя на Курво. Тот быстро отвернулся, улыбкой маскируя какое-то странное выражение лица. Макалаурэ ничего не сказал, только когда Келегорм умчался, наскоро распрощавшись, спросил:
- У вас тут все хорошо?
- Что ты имеешь в виду? – Атаринке подхватил со стола кувшин с вином и два бокала.
- С ним все в порядке? – Маглор с тревогой посмотрел на дверь, за которой скрылся Тьелко.
- С кем? – Куруфин непонимающе нахмурился и жестом пригласил брата следовать за собой.
Уже в гостиной они сидели у камина, пили вино, и Атаринке увел разговор куда-то в сторону. Расспрашивал, как дела в Химринге, как Майтимо, как ситуация на границах. Кано увлекся беседой – он давно не видел брата и был рад встрече, да и тем для общения у них хватало. То непонятное выражение ни разу не вернулось на лицо Куруфина, но Маглор его запомнил.
- Тьелко какой-то странный сегодня... – начал он, когда Атаринке отвлекся долить им еще вина.
- Устал. Они с Тьелпэ только сегодня днем вернулись с охоты, - кратко пояснил Куруфин.
- Он будто чем-то встревожен, - гнул свою линию Златокователь. - Ты же его лучше меня знаешь...
- Знаю, - кивнул Атаринке. – И если ты хочешь прямого ответа, то я могу сказать тебе только то, что говорить об этом не хочу.

- Но все в порядке? - продолжил допытываться Маглор.
Куруфин отвернулся, посмотрел на огонь, покачал бокал в ладони.
- Поверь, ты не сможешь ему помочь. И он не скажет мне спасибо, если я поясню, в чем дело. Прости, Кано, это не недоверие, я просто точно знаю.
- Значит, я ему помочь не смогу... – повторил менестрель, окинул Искусного задумчивым взглядом. - А ты?
- Кано, я же сказал, - мягко улыбнулся Атаринке, закрывая тему.
Удар он держать умел, и даже Макалаурэ не заметил его раздражения, смешанного с тревогой за Келегорма. Они проговорили остаток ночи и разошлись только под утро, договорившись на следующий день поехать на прогулку.
Прогулка прошла тоже отлично, Куруфин сам удивлялся, насколько рад гостям. Разве что сыну пришлось спешно покинуть крепость, какие-то дела на границе вынудили Келебримбора распрощаться с гостями, хотя он и обещал вернуться до их отъезда.
Зато Тьелко снова начал улыбаться, и не косился затравленно в сторону младшего брата, да и к обеду вышел во всем блеске, роскошью одежд не уступая Финдарато. Шутил, развлекал всю компанию, поддерживал беседу. Уже вечером, когда Атаринке провожал кузена в библиотеку, он заметил в одном из залов Кано, который играл с Келегормом в шахматы, и Тьелко смеялся, намотав на палец прядь волос и щекоча ею себя по щеке.
Ближе к ночи Куруфин заглянул к Маглору, пожелал спокойной ночи и отправился в купальню, смыть с себя усталость долгого дня. Он не выспался, и решил не гонять слуг с водой к себе, а пошел в гостевую. Уже раздевшись и убрав волосы, вошел в зал с бассейном. И тут увидел Тьелко, закрывшего глаза и, кажется, заснувшего в теплой воде.
Куруфин не стал его сразу будить, забрался в бассейн и хотел было потрепать брата по плечу, но, подойдя к нему, неожиданно остановился. Тьелко действительно спал, его разморило в тепле, и сейчас Атаринке понял, что просто любуется совершенными линиями лица брата, скулами, шеей, ключицами, этим сильным стройным телом... Не думая, что делает, протянул руку и коснулся груди Келегорма, опустился на колени, провел ладонью по гладкому бедру, чувствуя, как отчетливее и резче начинает биться сердце.
Irimanya...
Тьелко улыбнулся во сне, и Куруфин потянулся к нему, словно завороженный. Как будто он, попробовав дважды эти красивые губы на вкус, уже не мог удержаться. Подхватил брата рукой за талию, выгибая себе навстречу, замер, улыбаясь, чувствуя теплое дыхание Келегорма. Тот вздрогнул, не открывая глаз, тонкие длинные пальцы легли на плечо Атаринке, и Куруфин почувствовал, как становится жарко.
Он забыл, что Келегорм оттолкнул его вчера, забыл, что это его брат, что это мужчина, в конце концов. Атаринке погладил Тьелко по щеке и прильнул к нему в торопливом поцелуе, словно боясь, что Келегорм проснется и снова будет смотреть на него с этим испугом и тревогой.
Но Тьелко вдруг ответил на поцелуй, и это поразило Куруфина, его прошиб озноб, он крепче вцепился в брата, будто пробуя, коснулся губами нежной кожи на шее, и неожиданно позволил себе то, что никогда не позволял с женой – чуть сжал зубы.
Келегорм запрокинул голову и тихо застонал, кровь бросилась Атаринке в лицо, зашумела в висках. Он продолжил целовать стройную шею, прикусил мочку уха и коснулся подушечками пальцев твердого уже соска. Теряя голову, потерся о бедро брата, вырвав еще один стон, поднял голову, чтобы снова почувствовать вкус этих губ, и вдруг понял, что на него с откровенным ужасом смотрят затуманенные еще темно-серые глаза.
- Курво... – шепнул Келегорм, но Атаринке отпрянул от брата раньше, отворачиваясь, сжимая кулаки.
Келегорм потерянно молчал, наконец, протянул руку, коснулся напряженной спины Куруфина.
- Что происходит?
- Что происходит?! Это я хотел бы у тебя спросить! – Атаринке развернулся с неожиданной яростью. – Ты приходишь ко мне и говоришь, что любишь. Ты сводишь меня с ума, а когда я поддаюсь, ты меня отталкиваешь. И еще спрашиваешь, что происходит?
- Я... – Келегорм опустил голову. – Курво, мы не можем. Я... – он закусил губу, против воли вспоминая каждое прикосновение горячих рук, показавшееся ему продолжением сна.
- Что ты?
- Я не могу. Не могу позволить тебе поддаться этому искажению! Пойми, я потому и избегаю тебя, что боюсь... Боюсь того, чем это может закончиться для тебя, и...
- Ты не хочешь? – Куруфин двинулся к брату, удержав его за руку.
- Нет, - отчаянно замотал головой Тьелко, пытаясь высвободить кисть. – То есть да, но...
Атаринке сообразил, что сжал запястье Келегорма слишком сильно, и отпустил его.
- Я не понимаю тебя... – он пожал плечами.
- Я не хочу, чтобы ты запутался в этом, так же, как я! – Тьелко едва ли не кричал, - Потому что каждый раз, когда я вижу тебя – просто вижу, Курво! – я хочу быть с тобой, быть твоим, принадлежать тебе, как любовник, обладать тобой, как любовником. Я, Туркофинвэ Тьелкормо Феанарион, не могу удержать собственную фантазию, не могу заставить себя не видеть снов, я чувствую то, что больше пристало слугам Врага, или я даже не знаю кому! Так не может, не должно быть! – Келегорм резко замолчал, подхватил с края бассейна полотенце и выбрался из воды.
Снова сбежал.
Куруфин не стал удерживать брата, он прикрыл глаза и отдался воспоминаниям. Воспоминаниям о прикосновениях, отдававшихся сладкой болью в сердце, воспоминаниям о нежности бархатистой кожи, воспоминаниям о дрожи знакомого тела под самыми простыми ласками, воспоминаниям о зажигавших кровь стонах, воспоминаниям о терпком вкусе красивых губ...
Какой смысл имеют слова «так не может быть», если так есть?

Охоту назначили на утро, и к рассвету все были готовы: и феанариони, перебрасывавшиеся шуточками по поводу своего предстоящего безделья рядом с лучшим охотником Белерианда, и свиты лордов, пока шумные и расслабленные, и доезжачие, отобравшие уже собак, и Финрод, ради такого случая сменивший одежды в пол на более подходящий случаю наряд. Хуан вертелся вокруг всадников, полный задора и энергии, лаял, махал хвостом, прыгал, вызывая улыбки на лицах охотников. Шел редкий снежок, в просветах облаков на небе занималась заря...
Куруфин в этот раз позволил все решать брату – в конце концов, охоту он не любил, да и спорить с Келегормом в этой ситуации – глупость несусветная. Потому Тьелко был весел и сосредоточен, а когда охотники направились вдоль занесенных снегом полей, вырвался вперед, свистнул, сбросил с пальца свору, отпуская собак – и понеслось.
Олень петлял, гончие рвались за ним, выгоняя из леса, всадники мчались в бешеном галопе... Первый бросок копья Тьелко уступил Макалаурэ, и Златокователь не промахнулся. Егеря подобрали добычу, Куруфин, улыбаясь, подъехал поздравить брата с почином, протянул флягу с коньяком. Маглор сделал глоток, передал флягу Келегорму:
- Спасибо, Охотник.
Тот рассмеялся, отбросил с лица выбившиеся из косы волосы, послал быстрый взгляд Атаринке, только для него одного чувственно обхватив губами горлышко фляги. Куруфин судорожно вдохнул: даже надуманная им самим ассоциация заставила сердце биться чаще.
Эру Единый, кажется, я только сейчас начинаю понимать, о чем он говорил вчера...
Еще одного оленя Атаринке поразил сам, гончие прямо на него вывели зверя, и Искусный, обычно равнодушный к охоте, заметил боковым зрением внимательный взгляд темно-серых глаз. И уже не мог промахнуться.
Лошадь едва не провалилась в какую-то присыпанную снегом яму, но Куруфин, рискуя вылететь из седла, схватился не за поводья, а за копье. И был вознагражден восхищением, промелькнувшим на лице Келегорма. Брат прекрасно знал, что Атаринке милее кузнечный горн, чем охотничьи рога, а удар был прекрасный: смертельный и быстрый.
В охоте на оленя стрелы Тьелко не признавал, считая, что мучить зверя – занятие недостойное. А метнуть копье, да еще и со скачущей во весь опор лошади, и попасть при этом – довольно непросто. Так что у Келегорма был повод гордиться братом.
Объявили привал, и лорды позволили себе отдохнуть, пока готовился обед. Они остались на лесной опушке, чуть поодаль от лагеря охотников. Келегорм, обхватив руками колено, устроился на присыпанной снегом низкой ветке. Разрумянившийся, веселый и довольный, он расспрашивал о чем-то стоящего рядом Маглора, а Финрод вытащил из сумки пергамент и графитное стило, присел на поваленное дерево напротив и принялся рисовать братьев, вставляя свои замечания по ходу беседы.
Куруфин собрался было остаться рядом с кузеном, но услышал, как Келегорм просит Маглора размять плечо... Словно какой-то озорной демон проснулся в Атаринке, он поймал взгляд Кано и едва заметно покачал головой, подходя к братьям.
- Давай разомну, - предложил он Тьелко, ловя себя на неожиданной, удивившей его самого радости.
Ведь не вскочит же Келегорм сейчас, при всех, и не откажется, раз только что просил. Тот, и правда, расстегнул плащ, немного наклонился. Ладони Куруфина легли на теплое плечо брата, какую-то долю мгновения Атаринке почти ненавидел плотную ткань, что скрывала от него эту горячую бархатистую кожу, но даже простое касание отдалось жарким удовольствием в сердце.
Келегорм не сопротивлялся, наоборот, он подавался за руками брата, незаметно для других, но очевидно для Куруфина, как будто стремился продлить прикосновения. Плечо у него в самом деле затекло, Атаринке чувствовал, как напряжены мышцы.
Сначала он решил, что дело в непривычном седле: Тьелко пришлось оставить свою чагравую Ласточку в стойле, так как на последней прогулке она повредила ногу о камень. Но потом Атаринке заметил, что брат, несмотря на не изменившийся веселый голос, встревожен. И это заставило Куруфина быстрее закончить массаж, не касаться обнаженной шеи Келегорма пальцами, будто случайно, не наклоняться вперед, будто прислушиваясь, а на самом деле щекоча дыханием висок брата.
Тьелко благодарно кивнул ему, но Атаринке последним штрихом накинул плащ на плечи брата и обнял Келегорма поверх алой ткани, опершись о ветку за его спиной, заставляя Охотника откинуться назад, опереться спиной на Куруфина. И как ни в чем не бывало продолжил болтать с кузеном и братом. Тьелко стерпел и это, удобно устроился в руках младшего, покачивал ногой и рассказывал про охоту с завидным увлечением. Чем зимняя отличается от летней, и чем зимняя в Химладе отличается от любой другой, как отбирать гончих, почему собаки не меняют след одного оленя на свежий, пока гонят первого...

Запах жареного мяса заставил родичей отвлечься от беседы, когда Финдарато уже закончил второй набросок, на это раз всех троих. И даже Хуана, прибежавшего и свернувшегося под ногой Келегорма, запечатлел.
Обед удался великолепно, а может быть, так показалось из-за того, что все они были голодны и полдня носились по заснеженным полям. Куруфин не задумывался об этом. Он наблюдал за Тьелко, уже окончательно бросив попытки делать это скрытно: Келегорм все равно бы заметил, потому что сам не отрывал взгляда от Атаринке. Им не было дела до окружающих, они играли в какую-то свою игру, и только Макалаурэ пришлось в итоге пнуть Келегорма, чтобы тот ответил Финдарато, заинтересовавшемуся местной географией.
Отдохнув, охотники продолжили путь, некоторое время ехали медленно, любуясь окрестными пейзажами: высокие сосны и стройные ели, искристые сугробы и серые, огромные, покрытые инеем валуны стоили того, чтобы на них любоваться. Кавалькада растянулась по полю, собак держали на сворах, разве что Хуан свободно носился по заснеженному полю. Маглор предложил Финроду дорисовать семейный портрет, и даже уговорил Келегорма позировать.
Вокруг действительно было потрясающе красиво, только взгляд Куруфина все чаще приковывали к себе не знакомые прелести зимней природы, а брат, довольный, счастливый, вернувшийся, наконец, в привычное самоуверенное и веселое, даже язвительное настроение.
Я сдаюсь слишком быстро, это как лавина…
И Атаринке вспоминал это прекрасное лицо так близко от своего, это гибкое сильное тело в своих руках, эти длинные пальцы, так доверчиво лежавшие на его плече, а вспоминая, понимал с кристальной ясностью: он потерялся в этих темно-серых искристых глазах навсегда. Потерялся в собственных чувствах, и знал теперь только одно: его любовь к брату превращается в просто любовь, необратимо и безвозвратно. Даже когда охота пошла на второй виток, Атаринке спешил не за добычей, а за братом, чтобы не потерять его из вида, запомнить таким, настоящим, живым, каким он уже давно Тьелко не видел.
Следующего оленя Келегорм милостиво предложил Инголдо, и кузен, к удивлению Атаринке, не отказался. Куруфин знал, что Финрод иногда ездит в Химринг к старшим феанариони, но раньше за ним, книгочеем и философом, особенной любви к охоте не наблюдалось. Видимо, жизнь в Белерианде изменила и его, потому что в седле Арафинвион держался прекрасно, да и оленя почти догнал. Только тот, матерый рогач, вдруг резко свернул, конь Финрода споткнулся обо что-то, всадника тряхнуло, швырнуло вбок, он едва не свалился под копыта, но сумел выпрямиться, вырвав у Куруфина уважительный возглас. Только копье потерял, пока пытался вернуться в седло, а не повиснуть, запутавшись в стременах. Олень снова метнулся к лесу, гончая бросилась вперед и вцепилась в заднюю ногу зверя, тот развернулся... И тут не выдержал конь Финрода, и без того напуганный неожиданностями. Инголдо с отчаянием тянул поводья, но конь словно обезумел и не слушался, несся навстречу оленю, который уже наклонил рога...
Келегорм обогнал кузена неожиданно, обошел на полкорпуса аккуратно, словно на скачках. Черные кудри растрепались окончательно, алый плащ феанариона забился на ветру, бросок копья был метким и сильным, но его не хватило, чтобы свалить оленя с ног, и Тьелко прыгнул сам, прямо с седла.
Куруфин послал лошадь в галоп, чувствуя, как мешается все перед глазами, когда бурая туша рогача завалилась набок, погребая под собой Келегорма. Все бросились к упавшему зверю, Финрод, наконец, справился с конем, даже гончие перестали лаять, жуткая тишина накрыла охотников, и в ней особенно отчетливо прозвучал смех Тьелко. Келегорм выбрался из-под дергающегося еще в посмертных судорогах оленя, сжимая в руке окровавленный до самой рукояти кинжал, наклонился обтереть его о снег, выпрямился и победным взглядом окинул всадников.
- Что, кузен, простишь того, кто увел у тебя законную добычу из-под носа?
Финрод с беспокойной улыбкой что-то отвечал, но Куруфин его не слушал, он смотрел на Тьелко, выискивая, допытываясь взглядом, не ранен ли брат... А Келегорм глянул на все еще бледного Атаринке весело и счастливо, словно красуясь. Тот отвернулся, и заметил, что за ним внимательно наблюдает Кано.
Маглор кивнул Куруфину и отъехал в сторону. В ответ на вопросительный взгляд покачал головой:
- Ничего не говори. Это не мое дело, и я в него не полезу, вот только... Финдекано всю жизнь смотрел на Нельо такими же глазами, какими Тьелко смотрит сейчас на тебя. Только Астальдо отступился, отказался от своих желаний, поступил «правильно». Он женат, у него сын растет, но при встрече с Майтимо он прячет глаза и боится, боится бесстрашный Финдекано. Сам себя боится так, что даже я чувствую. А Нельо одинок, и это одиночество теперь навсегда... – Златокователь кивнул на Келегорма, со смехом отмахивавшегося от целителя. - Не отказывайся от него. И от себя тоже не стоит. – Кано не улыбнулся, дал шпор коню и поспешил к остальным.

@темы: тексты, Curufin, Celegorm, Celebrimbor, NC-17